Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман

Машина времени

Техническое устройство, способное переносить физическое тело человека – либо его сознание – в прошлое и в будущее, впервые было упомянуто в ранней повести Герберта Уэллса «Аргонавты времени» (The Chronic Argonauts, 1888), позднее переработанной в роман «Машина времени» (The Time Machine, 1895). То есть и раньше в мировой литературе были примеры перемещения героя во времени – например, в романе Александра Вельтмана «Александр Филиппович Македонский» (1836), где герой путешествовал по эпохам на фантастическом существе гиппогрифе. Однако устройство, изобретенное человеком, первым описал все-таки Уэллс. «Некоторые части машины были сделаны из никеля, другие из слоновой кости; были и детали, несомненно, вырезанные или выпиленные из горного хрусталя. В общем, машина была готова». Главный герой, Путешественник во времени, с помощью своего изобретения сначала перемещается в будущее (где человечество разделилось на «травоядных» аристократов-элоев и плотоядных пролетариев-морлоков), а затем в еще более далекое грядущее (где становится свидетелем полного исчезновения человеческой цивилизации).

Передвигая героя вперед во времени, писатель показывал пессимистический вариант будущего (см. Антиутопия). Судя по всему, тема путешествия в прошлое Уэллсу была в ту пору неинтересна, а потому он упустил из виду любопытный поворот сюжета: возможность человека будущего влиять на прошлое, создавая иную ветку реальности. Между тем для последователей Уэллса, повествующих о перемещениях во времени, возможность изменить ход истории и возникающий в связи с этим парадокс времени (хроноклазм – термин Джона Уиндема из одноименного рассказа) оказались наиболее интересными.

Два самых известных американских фантастических произведения ХХ века об использовании машины времени – рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром» (A Sound of Thunder, 1962) и кинотрилогия Роберта Земекиса «Назад в будущее» (Back to the Future, 1985–1990).

У Брэдбери речь идет об «эффекте бабочки», то есть фатальности любого вмешательства в прошлое: даже минимальное изменение минувшего грозит перевернуть завтрашний день (герой из будущего случайно давит бабочку в мезозое и, вернувшись, обнаруживает, что произошел «сдвиг» в английской орфографии, а на выборах президента США победил фашист). Сюжет «Назад в будущее» куда более утешителен: да, вмешательство в прошлое может изменить реальность в худшую сторону, но, при соответствующей ловкости героев, можно залатать прореху во времени, восстановив статус-кво. Кинотрилогия Земекиса любопытна еще и тем, что машина времени и автомашина совмещены: изобретение «дока» Эммета Брауна смонтировано на платформе автомобиля марки DeLorean DMC-12.

«Назад в будущее» – не единственный пример, когда гаджет, перемещающий во времени, похож на транспортное средство: в романе «Конец Вечности» (см.) Айзека Азимова (The End of Eternity, 1955) капсула времени смахивает на кабину в шахте лифта, в фильме «Патруль времени» (Timecop, 1994) Питера Хайамса устройство, где сидит пилот, напоминает модерновый гоночный болид, а, скажем, у Стругацких в повести 1965 года «Понедельник начинается в субботу» (см.) приспособление для путешествия в описываемое будущее внешне неотличимо от обычного велосипеда. В таких вариантах соединяются экзотика и прагматика: в одном из важных эпизодов кинотрилогии Земекиса движение машины в пространстве оказывается необходимым условием для скачка во времени…

Впрочем, чаще всего внешний вид устройства для перемещения в прошлое или в будущее заведомо странен и экзотичен. Вспомним фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» (1973), поставленный по пьесе «Иван Васильевич» (1935–1936) Михаила Булгакова. В авторской ремарке у Булгакова машина времени всего лишь смахивала на радиоприемник-гигант: «Громадных размеров и необычной конструкции аппарат (…). Множество ламп в аппарате, в которых то появляется, то гаснет свет». Поскольку фильм снимался в эпоху, когда радиолампы были вытеснены транзисторами, именно они – как часть конструкции машины – упоминаются героями. Сама установка (хаотичное нагромождение металлических стержней с блестящими набалдашниками и окутанных клубами пара булькающих колб и змеевика) современному зрителю кажется не столько чудом инженерии, сколько диковинной художественной инсталляцией.

Есть, впрочем, и еще одна аналогия, восходящая к видеоряду из гайдаевской короткометражки 1962 года о незадачливой троице – Бывалом, Трусе и Балбесе. Вероятно, ею и вдохновлялся скульптор и художник-карикатурист Вячеслав Почечуев. Похоже, это чисто российское ноу-хау, до которого не додумались соотечественники Уэллса. Ни создателям сериала «Доктор Кто» (Doctor Who, начат в 1963 году), иронически совместившим машину времени с будкой для звонков в полицию, ни автору «Машины пространства» (The Space Machine: A Scientific Romance, 1976) писателю Кристоферу Присту, эффектно объединившему агрегат для путешествия в будущее с техническим устройством для полета на Марс, идея визуального гибрида машины времени с самогонным аппаратом даже в голову не пришла…

Мертвая зона

Фантастическая драма «The Dead Zone» (США, 1983) снята режиссером Дэвидом Кроненбергом по одноименному роману Стивена Кинга. Учитель Джон Смит (Кристофер Уокен) после автокатастрофы впадает в кому. Очнувшись пять лет спустя, он открывает в себе новые способности: теперь он знает тайны прошлого и прозревает грядущее. Смит предупреждает медсестру о пожаре, помогает шерифу поймать убийцу и спасает от смерти ученика. Случайно пожав руку политику-популисту Грегу Стилсону (Мартин Шин), Джон видит картинку из будущего: Стилсон, ставший президентом, начинает ядерную войну. Чтобы спасти мир, Смит решает убить Стилсона…

К моменту появления фильма из трех его «соавторов» – писателя, актера и режиссера – самым известным был тридцатишестилетний писатель. У Кинга уже вышли «Кэрри» (роман экранизирован Брайаном Де Пальма) и «Сияние» (см.), по которому поставил фильм сам Стэнли Кубрик; были опубликованы и другие произведения фантаста, ныне признанные классикой жанра. У сорокалетнего Кристофера Уокена наиболее известные роли (Зорин в «Виде на убийство», дон Винченце в «Настоящей любви» и др.) впереди, но и в его копилке – «Оскар» за «Охотника на оленей». Его ровеснику, канадцу Дэвиду Кроненбергу повезло меньше: главные фильмы – «Муха», «Паук», «Обед нагишом» – ждут своего часа, однако «Видеодром» уже снят. Таким образом, на проекте «Мертвая зона» пересекаются пути будущего мэтра «литературных ужасов», будущего знаменитого исполнителя ролей преступников и режиссера-визионера, чьи фильмы скоро назовут культовыми.

Именно в «Мертвой зоне» каждый из троицы ломает стереотипы. Кинг чуть ли не впервые с начала литературной карьеры изменяет жанру мистического хоррора, написав научно-фантастический роман с политическим месседжем (см. Кинговедение). Уокен – и это тоже редкость для актера! – создает образ по-настоящему положительного героя. Кроненберг обходится без аудиовизуальных и иных киноизысков: простая картинка, гармоничный саундтрек и внятный (даже более спрямленный, чем в оригинале) сюжет. Возможно, все дело в духе времени: начало 80-х годов ХХ века – период, когда легкое потепление брежневской «разрядки» сменяется новым витком холодной войны. Советские войска увязают в Афганистане. Выражения «звездные войны» и «империя зла» из голливудских фильмов переходят в лексикон обывателя. «Хоррормейкерами» становятся не писатели и режиссеры, а политики и военные. Призрак грядущей третьей мировой пугает сильнее, чем потусторонняя нечисть…